Сказка для глупых взрослых
 
 
Надеялись живые на Одного. Но Его уже не было. И стали они тогда рассчитывать на Него мёртвого, полагаясь во всём на слово Его, засушенное в тысяче книг частями, как кошмарная бабочка: где крылья, а где — мохнатые лапки.
И если возникал вопрос, спрашивали Мёртвого, раскрывая книгу. А Он уже ждал того — тотчас хватал за нос живого и руководил им, указывая Путь, поправляя ошибки, отмечая правого, судя непослушного и сажая его на кол Правды своей, чтоб неповадно другим было. А этот кричал — но кто же дурака будет слушать? А кто слушал, тот сам — дурак!
Ловил Мёртвый злодеев и казнил их по справедливости. Брал с Собою, но не клал рядом у Высокой Могилы, а сваливал недостойных в ямы тысячами и не говорил где — никто и не спрашивал. Кому нужны эти подонки?
Но щедро дарил Мёртвый тех, кто достоин, кто нёс Слово Его, растасканное на части, и верил любой Букве Его более чем себе, отцу или матери.
Не считая, раздавал им Мёртвый богатство Своё, попользованное только раза два-три — ну, может быть, десять — теми, кто гнил в ямах, кому не нужно уже… А правду сказать, никогда тех и не было… Так что, всё было совсем даже новое!
И, чем больше клал Он в ямы, тем огромнее становился, и больше было богатство Его.
Каждый хотел быть достойным.
Летели живые к Нему, как мухи на падаль, облепляя Его, огромного, и сосали, спереди и сзади, жужжа громко: «Давай нам ещё, мы Тебе служим!»
И Он давал им.
И не интересовали живые живых, только мёртвые, и лишь те, которых имел Он рядом с Собою — несколько первых мёртвых.
Руководил Он живыми, уча несмышлёных как жить им, что можно, а что нельзя, какими должны быть их дети и жёны, и дети детей, и кому быть живому, а кому — не быть никогда.
Знал Он всё: что есть, было и будет, потому как — нет для Мёртвого нового. И нового не было: всегда прав Мёртвый!
Отрезали живые живое послушно и жили, как мёртвые, называясь только живыми. Но были они — мертвее Мёртвого, потому что было им нельзя даже то, что можно — пожалуйста! — Мёртвому.
Более Мёртвый жил, чем живой, писал статьи, указы, постановления, произносил речи в умирающих городах и селеньях, на разваливающихся заводах и заброшенных пашнях.
Видели живые Мёртвого на собраньях своих над собою, белого или жёлтого, и говорили: «Вот наш Учитель, остальные — дерьмо!» — И показывали друг на друга, пряча глаза и держа фигу в кармане…
Но и в штанах у них сидел Мёртвый и больно кусался. Оттого что перемешалось везде мёртвое и живое, и не было уже ни достоверно живого, ни до конца мёртвого, а так — полудохлое что-то… Посмотришь, половина, вроде, живого, а другая, с очевидностью, — мёртвого; или с виду, вроде, живой, подойдёшь к нему поговорить да потрогать и сразу ясно: внутри он — ну совсем мёртвый, никакого от него проку. Или, наоборот, знаешь наверняка: мёртвый; а на самом деле, Он – «живее живого», всё в книгах Его — жизни и смерти. И так во всём, всегда и повсюду.
И назвали страну эту Дохляндией. Со всего света приезжали дивиться, как живыми командует Мёртвый, высоко ценя опыт единственный. Доставляло это большие доходы. Других-то в стране — всё равно не было.
Потому считались иностранцы дорогими гостями. Всё было им можно, почти как и Мёртвому. Но были они живые и такие, что не выходило Мёртвому ими командовать, потому что они этого не хотели. Не хотели и всё — зачем это им нужно? И рассчитывали во всём на себя, беря чужой опыт, да своим умом выбирая.
Что с ними поделаешь?
И было это неправильно. Стало Мёртвому скучно. Понял Он, что опять провалился, и стал медленно умирать, мёртвый, вместе с живыми. Потому что — очень любил их и не хотел расставаться, даже – и с дохлыми!
А те, еле живые — есть-то совсем нечего, переклеивали буквы слов Его без конца из книги в книгу, меняя порядок, дерясь и споря друг с другом: «Слава словам Мёртвого в их единственно верном порядке!» — но хлеба не прибавлялось. И пугали друг друга: «Как жить будем без Мёртвого?!..»
Но тут вылезли из щелей дураки, мечтающие сеять и жать — на свой страх, каждый по-своему, — хвалящиеся, что они знают как это делать без Мёртвого, и болтающие о Нём невесть что, да всё больше… Вместо того, чтобы сразу вбить в Него осиновый кол!
А Он ещё жив.
Вот Ему и работа…
 
1993