Как-то летом, я возвращался в город с нашей дачи у озера Лебединого. Подойдя к платформе, на которой не оказалось ни одного человека, я остановился у стенда с объявлениями по садоводству и стал не спеша читать их. Времени у меня было до электрички минут пятнадцать.
Вдруг откуда-то сзади и совсем рядом с собою, я услышал жалобный стон, или плач. Длинный звук почти на одной ноте сразу достал до нервов и заиграл на них. Так играют на нервах в кабинете зубного врача, удаляя без наркоза пульпит. Но тогда я об этом ни секунды не думал. Просто пришло ощущение, будто жалуется весь мир. Да, весь мир, и вместе со мною! Потому что и меня всего пронзила странная боль. Я обернулся — и ничего не увидел. Пустая платформа. Короткая. Всего-то на два первых вагона. До ближайших домов — метров двести. Кругом — только лес. Небольшой ветер, как будто, усилился. Но, кроме шума в деревьях, полная тишина. И вдруг — опять этот звук. Жалобный… Нет, не то слово — молящий о помощи, крик последней надежды, страдания и доверия — безграничного. Потому безграничного, что нет больше выхода. Животный плач всего мира!
Я внимательнее огляделся вокруг. — Никого!
И опять этот стон. Совсем рядом. Где-то внизу. В полной растерянности, если не сказать страхе — потому как, ну что же это такое?! — я посмотрел вниз. И увидел… Да, до сих пор меня проносило мимо подобных картин! Живое существо смотрело на меня огромными, всё понимающими глазами, полными безграничной надежды и призыва о помощи.
«Мяу!» — ещё раз сказало оно, как-то очень медленно растягивая каждый звук по отдельности. «М-я-у!.. Помоги мне!!! Только ты один здесь. И только ты можешь помочь! Больше рядом нет никого!»
Это был кот. Большой серый кот. Он лежал в нескольких шагах от меня и в десяти метрах от рельсов. У него полностью были отрезаны задние ноги. На их месте — и после первого раза я старался туда не смотреть — краснело грязное месиво из крошек костей, живого мяса, перепачканного в земле, какой-то жухлой травы… И, бог знает, как он откатился так далеко от рельс!
Это был крупный и сильный, красивый зверь. Не из домашних кошечек и не из котов, лазающих по помойкам. Нет, это был настоящий лесной кот. Дача у нас довольно в глухом районе Карельского перешейка. Народу немного. И коты, как у Киплинга, действительно, ходят здесь «сами по себе». Как его угораздило попасть под проходящую электричку! Но чем же мог я помочь? Чем?!.. Чем можно помочь существу, если у него отрезало ноги? Ведь это даже не человек, человек может жить среди людей и без ног. Как в лесу без ног может жить кошка?!
Взять с собой его я, конечно, не мог.
Да… Вот когда ощущаешь стыд и беспомощность, вспоминаешь, что существует совесть.
Чем можно помочь? — Только лишь взять с собою, лечить и, если выживет, долго, может быть, много лет заботиться о звере-калеке, постоянно имея его перед собой в доме.
Нет, это выше того, на что я способен! У меня масса других дел, которые много важнее, не говоря уже о семье, — кто знает, может быть, для всего человечества. — Да, я подумал тогда о человечестве! Именно — даже тогда! И о человечестве тоже — не только о безусловном неодобрении тёщи. Надо же было — сразу подумать о человечестве! Вот как замазываем мы совесть: не женою, не тёщею — так человечеством. А помочь всего-то надо — больному коту!
Нельзя же собирать у себя всех калек! «Может быть, недобитых комаров ещё собирать?» — пронеслась в голове сумасшедшая мысль. Но мне было отнюдь не смешно.
И опять этот стон. Казалось, будто бы всей природы. Всё это время стоны не прекращались, и кот смотрел на меня, глазами в глаза, умаляя о помощи, с надеждою, и пытаясь понять: когда же и как я помогу ему. — Он не сомневался во мне! Это была надежда зверя на человека, более высокое, высшее, всемогущее, разумное существо. Может быть, так вот, когда нам плохо, совсем нету выхода, мы, люди, просим у Бога. Да, я это видел: и звери так относятся к человеку, надеются на него только, как человек в отчаянии молится Богу!
Что же было мне делать? После первого страха, потом сострадания, ощущения полной беспомощности, постепенно я стал понимать необходимость и неизбежность какого-то разрешения ситуации. И сразу почувствовал выползающее откуда-то из глубины моего естества мерзкое ощущенье предательства. Я понял, мне придётся здесь его бросить! Пройти мимо. Уйти, так же, как и пришёл, будто ничего не случилось. И кот сразу это почувствовал! Сразу почувствовал это в моих глазах. Даже стон его изменился. Вначале он был даже несколько требовательным и как бы не сомневающимся. В нём, кроме безмерной боли, звучала надежда и вера. И вот другое — усталость и безнадёжность…
Последний раз — я это видел! мы всё время смотрели глаза в глаза — он уже явно презрительно оглядел меня и отвернулся. Он больше на меня не смотрел! Потерял ко мне интерес, сосредоточился на своей боли. Он решил умереть. Понял, что ничего ему более не остаётся, никто в этом мире не может, не хочет ему помочь. Окончательно понял, наверное, он знал это и раньше, но в последние часы своей жизни, в минуты отчаянного страдания слабость имел усомниться. И теперь он жалел об этом… Да, он окончательно понял: в жизни каждый — сам за себя. Каждый сам за себя перед смертью. Кроме пустых слов, никто ничего для другого не сделает. По-настоящему никто никому не может помочь. И он от меня отвернулся!..
Бесконечная жалость и неописуемый стыд охватили меня. Что же делать? Что делать?! Ну, может быть, чем-то я всё же способен помочь?..
И тут… О, эту историю я буду помнить всю жизнь! В полном сумбуре ума я достал из кармана конфету, последнюю из взятых с собой в дорогу конфету, которую я собирался съесть в электричке, вынул ее из бумажки и положил перед ним на земле. Кот уже на меня не смотрел, он только тихо стонал. Я нагнулся и пододвинул её к его носу. Конфету! Это надо же было мне догадаться!.. Я хотел как-то отвлечь его, может быть, смягчить боль, и другого ничего у меня не было. Но я чувствовал, уже чувствовал ложь!.. Хотя и движение было почти естественным. Всё же, и тогда я чувствовал ложь ситуации! Чувствовал даже ещё тогда, когда доставал из кармана! О боже! Он повернул голову и так уничтожающе посмотрел на меня… Он унизил меня, растоптал! И правильно сделал. Конфету! Высшее существо в минуту страшного физического страдания того, кто ниже его, может быть, перед самою его смертью, предлагает конфету… Хорошо же высшее существо!
И он опять отвернулся. И стал перекатываться от меня через спину. Я видел чего ему это стоило — без задних ног, с кровавыми дырками!.. Он не хотел быть рядом со мною! Да. Я не достоин был быть свидетелем этих мучений. Он желал умирать в одиночестве. Презирал меня, правильно презирал!
Что же, мне оставалось уйти. Я прошел на платформу. До поезда было ещё несколько минут. По-прежнему я был один. И всё время я видел его — он откатывался, через спину откатывался… Он продвинулся уже на несколько метров. Я видел, куда он катился, оставляя за собой следы крови – он хотел забраться в кусты. Чтобы там умирать. И, пока не подошла электричка, я смотрел как он это делает… Ловко у него получалось!
А в электричке — два часа до Санкт-Петербурга — я пробовал читать книгу, прекрасную книгу Свами Вивекананды о безграничной любви, об учителе его, Рамакришне, который был бхакти… Но опять видел кота. И слышал тот стон — как будто жалуется весь мир! Этот стон и сейчас в голове у меня.
Каждый день в огромном городе я вижу тысячи, и тысячи жизней. Никто не обращает друг на друга внимания. И в глубине себя слышу предсмертный стон искалеченного, но гордого, одинокого зверя. И, как бы со стороны, вижу как я, растерянный, предлагаю ему конфету свою. Перед тем, как бросить его одного!..
 
Эта история имела свое продолжение.
Я не мог не думать об этом. И через несколько дней мне пришла в голову, может быть, не слишком оригинальная, но сильно занявшая меня мысль. Если кто-нибудь высший есть где-то на небе, что будет, если в подобной ситуации искалеченного кота окажется все человечество? Допустим, будет война, огромные разрушения, миллионы погибнут… И, как говорят иногда, особо не думая, — «живые будут завидовать мертвым». Возможно, человеческая цивилизация окажется на грани уничтожения, неясно будет уже, сможет ли она выжить. И будет мучение неимоверное многих… Что же тогда, поможет нам кто-нибудь свыше, или же нет? Если этот, кто-нибудь, есть, чем Он поможет нам — воскресит мертвых? Быть может, предложит «конфетку»? Или пройдет мимо?
Об этом случае я рассказывал многим — меня мучила совесть. В том числе, рассказал и в одной компании, собирающейся довольно-таки регулярно и обсуждающей всякие религиозно-философские штуки, добавив к невыдуманному рассказу свое рассуждение о человечестве. В общем никто не мог мне ответить ничего положительного. Говорили: «Жалко кота… Но нельзя же без конца думать об этом.» И даже смотрели на меня несколько снисходительно, как на человека, видимо, способного заниматься лишь какими-то пустяками. Один только молодой человек, очень тонкой душевной организации, прекрасный молодой человек во всех отношениях, сказал мне серьезно, что надо было взять камень побольше и побыстрее добить кота, чтобы тот долго не мучился. — На это же у меня готов был ответ – конечно, готов! Я спросил у него: «А человечество вы бы тоже добили, окажись оно в такой ситуации — беспомощное, как бы с отрезанными ногами?!» — И молодой человек, конечно же, сразу скис, отвернулся и пошел обдумывать мною сказанное. Но мне легче не стало.
Кто может решать за другого? Решать за других? Кто знает, что лучше: страдания, даже самые страшные, и жизнь до конца; или досрочный уход с чьей-то помощью? Тогда, может быть, вообще не нужно наше присутствие в мире, если кто-то за нас, над нами решает самое важное? Кто знает? Кто знает?!..
«По крайней мере, я не стал бы подкладывать конфету коту.» — Это вернулся ко мне молодой человек. Увлеченный своим размышлением, я даже не заметил когда. — «Коты конфет не едят.»
Вот так мне. Вот так!.. Он прав. Мы не только проходим мимо чужого страдания, но и не любопытствуем, что любят другие. Даже те, кто с нами рядом всегда. Не только звери, но даже и люди. О какой же беспредельной, всеобщей любви тогда так настойчиво, с упоением, чуть ли не забывая себя и все окружающее, мы говорим непрерывно? Только лишь говорим, — даже средь лучших! Мы говорим о какой-то абстрактной любви ко всем и всему в то время, когда не интересуемся даже первыми нуждами и проблемами тех, кто находится рядом. В лучшем случае, предлагая «конфету» — может быть, даже что и последнюю — тем, кто «конфет» не ест вовсе, у кого вообще проблемы другие. Может быть, это проблемы жизни и смерти, реальной жизни и смерти сегодня. А мы, не желая вникать, пытаемся всучить всем подряд не нужную никому «конфету» свою, считая себя при этом чуть ли и не героями — как же, «конфета» наша у нас была нынче последняя!
Так вот друг другом интересуемся мы. Так «любим друг друга». И потому, уверен я, иногда, в минуты особенно ясного видения ощущаем себя не нужными никому. И одинокими так, как ощущает себя кот с отрезанными ногами!
Не потому ли мы ищем чего-то «небесного и божественного», что не находим сил в себе жить на «грешной земле»? Но, если мы не умеем достойно жить здесь, как же мы можем думать, что сможем жить в мире, более совершенном? Нет, чтобы доказать, что мы достойные Неба, надо своими руками создавать рай на Земле и принимать жизнь такою, какова она есть, стремясь улучшить ее, но не строя иллюзий о помощи «высшей силы».
Только сами мы можем избежать «поезда», вовремя переходя через «рельсы». А если уже мы оказались настолько глупы или нерасторопны, что нам «отрезало ноги», что же — кому, на кого нам жаловаться тогда? Никакой Бог обратно нам их не приставит. Скорее, Он создаст нового человека. С ногами, руками… И, может быть, с лучшею головою!