— Зачем вы так много пьёте? — спросил я его… Потому что, этот человек очень мне был симпатичен. Конечно, я знал всю бессмысленность подобных вопросов… Но мне было так жаль его!..
Он посмотрел на меня невыразимо печальными глазами безнадёжно умного человека.
— Если бы я не пил, — мягко сказал он, — давно бы повесился. Не думаю, чтобы миру от этого было более пользы…
— Однако, говоря откровенно, и сейчас ваша жизнь, в таком её виде, не нужна никому. — Мне вдруг захотелось обидеть его и, может быть, вывести из себя.
— Вы ошибаетесь, милый. — Как всегда, он всё понимал! — Хотя бы вас она заставляет задуматься…
— О слабости сильных?
— О бремени бытия тех, кому много дано; о тщете наших усилий сделать мир хоть на толику лучше… И, потому, не мы мир поднимаем к себе — он не может сразу подняться, или не хочет — но мы спускаемся к миру…
— Дабы стереть возвышенности и заполнить их мусором ямы? – О, как мне хотелось задеть его! Лишь много позже я понял: бывает боль, к которой уже не прибавить…
Как же был я жесток с ним!.. Так же — как все.
И он мне ответил, очень тихо, будто, говорил сам себе.
— Так мало воздуха на самых высоких вершинах. И слишком много там солнца. Но холодно… И нет рядом людей — ни умных, ни глупых; ни тонко чувствующих, ни толстокожих…
Что мог возразить я ему? Что можно сказать человеку, только в вине нашедшему спасение от бесконечного одиночества? Я знал, он умеет не только пить. Он мог бы стать кем угодно. В любом деле и любом окружении. Если бы захотел… И точно я знал, он может нечто такое, что никогда не выразить мне словами, на что не способен никто в мире, кроме него. И, как никогда не бывать мне на дне его пропасти, точно так же не попасть мне на те вершины, которые… он запросто посещает в перерывах между запоями!..