Виталий Кривонос: впечатления от романа Г. Л. Олди «Свет мой, зеркальце»
Эпиграф:
— Ямщик, не гони: лошадей нам некуда больше.

Сразу скажу: это не рецензия, отрецензировали уже. Это некая сумма впечатлений. Как говорится, «съел сливу, долго думал». Не, сливу я в том годе срубил под самый корешок, пришлось есть абрикос.
Абрикос тоже ничего так.

Короче говоря, прочитал я тут вышеозначенную книгу. Знаю, стыдно тратить время на чтение художественной литературы, но что поделать, раз в полгода накатывает. Во первых во словах: хорошо есть, и хорошо весьма. По ощущениям напомнило «Орден святого Бестселлера», но даже больше «Золотаря». Вот почему-то. По технике — нет, не напомнило.С одной стороны, Олди верны своим словесным барочным (но, право слово, не порочным!) кружевам, с другой стороны — ох, как мне понравился этот приём, это нагромождение образов в пиковых моментах, ассоциаций, отсылок, метафор, каламбуров, и всё через запятую, плотно, не продохнуть, и кажется бессвязно, но на самом деле связано, через мышцы, через нервы, через костный мозг. Вспомнился Сартр и Стивен Кинг. А, и наш исландский друг Сйон этим балуется, не без того.Добавьте неизменное олдёвское чувство юмора и отсылки к массовой культуре — и можно подавать на стол.
Теперь по сути. Вот все пишут, что главгерой, писатель Борис Ямщик, это Человек-Редиска. Потому что мизантроп. То есть людей не любит. А я бы вот тут не согласился. Любовь — это ведь искусство и к тому же талант, не всем дадено. Это не долг и не обязанность. Равно как и патриотизм, и религиозное чувство, и любовь к прекрасному. Глупо предъявлять претензию к человеку, если он, видите ли, не любит Родину, Бога и Бетховена. Нет. Ямщик редиска вовсе не потому. А редиска он по той причине, что в своей мизантропии не последователен. Ну не любишь ты Кабучу — так разводись, в чем проблема. Не любишь кота — выброси на улицу, или утопи, это несложно. Ванна вроде в доме есть. Но нет же, он рефлексирует и ноет про себя, как ему все надоели. И вот за это — за это мелкое паскудство и получает путёвку в чистилище.
В жизни рано или поздно наступает момент — примерно раз в семь лет (но это неточно) — когда «нужно что-то делать». Что ты живёшь не так и не туда и уже немножко не своей жизнью, и что да, все и всё вокруг бесит просто до невозможности. В такие моменты Тот, Который начинает посылать тебе всякие знамения, знаки и даже — держи нос по ветру — возможности (как в известном анекдоте). Мы, конечно, почти всегда тянем до последнего, не обращаем внимания (или делаем вид), тупим, боимся, цепляемся за привычное, за скорлупу, и в итоге… ну да, ну да. За невыученные уроки что делают? Оставляют на второй год. На второй круг. На третий, пятый, десятый, потому что когда не доходит через голову — обычно доходит через задницу (но это тоже неточно). Кризисы сыплются один за другим, в геометрической прогрессии, и горы перестают быть горами, и страшно смотреть в зеркало, страшно и противно, и начинается отето от: мама, а всё же могло быть хорошо, а вот тебе, бабушка, и юрьев день, день гнева, день скорби, день святого самоеда...
Вот так и с Ямщиком, только в фантастической, гипертрофированной манере. Более, так сказать, выпукло. Искупление? Работа над собой. Показанная в мелочах, отчего местами возникает ощущение «провисания» текста — иллюзорное ощущение: в чистилище вас развлекать никто не подряжался. Как уж справился Ямщик — вопрос, ясное дело, открытый. Одиссей вернулся на Итаку — но весло-то всё ещё при нём, и как далеко надо его нести, чтобы однажды он сам принял его за лопату? Примется ли за прежнее писательское ремесло? Оставят ли бесы-балбесы Веру? Не навредят ли сверх меры? Можно ли было сыграть эту пьесу иначе, «чтобы никто не ушёл обиженным»? Свет мой, зеркальце, скажи… не-не, молчи, молчи.
Мы уж как-нибудь сами, ага.
Про зеркала. Кривые, фальшивые и прочие. Ведь отличный образ. Вначале Ямщик видит мир как рефлексию из явно кривоватого зеркала и вдобавок мутного. Как теперь выглядит его мир? Через какую призму отражается? Смена оптики, друзья, смена оптики — великая вещь...