Sheldon Lee: «Хроники предпоследнего времени»
SheldonLee: «Хроники предпоследнего времени»
Апокалипсис в одном отдельно взятом городе.
Да, именно так. Нет, трубный глас не прозвучал, Четыре Всадника не явились, дождь огненный не пролился, но мертвецы восстали из могил, часть людей превратилась в жутких тварей, часть спешно бежала – а часть осталась. И теперь выживают: без электричества, воды и канализации, без транспорта и коммунальных служб, под палящим солнцем без капли дождя в течение месяцев, в блокаде, под артиллерийскими обстрелами. Хорошо хоть, непонятно откуда объявившиеся инфернальные «волонтёры» бесплатно раздают воду и тушёнку. Вот только иногда выдёргивают из длиннющей очереди то одного, то другого, и уводят непонятно куда и зачем. И никто оттуда не возвращаются. А ещё днём по улицам носятся джипы с натуральными чертями в камуфляже и с автоматами – и горе тебе, если черти обратят на тебя внимание. Ночами же в городе тоскливо воют оборотни, а по утрам то тут, то там находят растерзанные и полусъеденные тела.
Но люди всё равно как-то живут. Вернее, выживают. Если, конечно, это можно назвать жизнью. С утра постараться добыть воды и бесплатной тушёнки. Молча стоять в бесконечной очереди: лучше не разговаривать – мало ли что? Слиться с унылым пейзажем, притвориться ветошью и не отсвечивать. Добраться до дома. Отсидеться. Пережить ночь, зачастую уже не просыпаясь от грохота привычных обстрелов. Утром – снова за водой. И так – день за днём, неделя за неделей. Ну, разве что изредка зайти в гости к приятелю или встретить на улице знакомую девушку, перекинуться парой слов.
Восстать? Воспротивиться? Дать отпор тварям? Сделать хоть что-нибудь? На это не осталось ни смелости, ни силы воли, ни решимости (а были ли они хоть когда-нибудь?), ни даже бесшабашного отчаяния заведомого смертника: «Эх, помирать, так с музыкой!» Люди привыкли, смирились, отупели – равнодушие и покорность, вот и всё, что у них осталось. Более того, некоторые даже искренне рады произошедшим изменениям: больше не надо платить за ипотеку, ходить на постылую работу, выслушивать разносы от самодура-начальника: свобода! Делай что хочешь, живи как хочешь, никто небе не указ! Да ещё и вода с тушёнкой – бесплатно. Лафа! А что оборотни сожрать могут – так не суйся ночью на улицу – глядишь, и не сожрут. Меня же до сих пор не сожрали?
И лишь безнадёжные, отчаянные мольбы возносятся по ночам к равнодушным Небесам. Но Небеса молчат. Там, на Небесах, свои порядки, своя иерархия и бюрократия, без прямого приказа вышестоящего начальства никто ничего не решается предпринять (знакомо, не правда ли?), а начальство отсутствует. И выносят архангелы одну бессмысленную резолюцию за другой, и один лишь рядовой ангел Щ-232 не в силах более равнодушно взирать на страдания людей – и, презрев должностные инструкции, он откликается на зов.
Тут-то всё и началось.
Не так уж часто в одном небольшом романе автор использует несколько разных литературных стилей и манер повествования. Это и нарочито реалистичная бытовая апокалиптическая чернуха; и злая и горькая сатира; и чёрная ирония и сарказм; и гротесково-фарсовые, почти фантасмагорические эпизоды, вроде феерических попоек во время визитов генерала в держащую блокаду города воинскую часть; и «армейский реализм», отягощённый боевыми действиями в зоне апокалипсиса; и весьма динамичные «боевиковые» эпизоды; и острые эмоциональные фрагменты, где сквозь безнадёжность, уныние, фатализм и отупение вдруг пробиваются истинные человеческие чувства. Эпизоды эти написаны всякий раз чуть (а иногда и не чуть) другим языком, в разной манере и стилистике – но при этом не выбиваются из общего авторского стиля, присущего роману в целом. В наши времена такая стилевая игра – и вполне удачная, надо сказать: выбранная манера адекватна каждому соответствующему эпизоду – дорогого стоит. Браво, Sheldon Lee!
Есть в романе и нецензурная лексика (а попросту говоря – мат). Но употребляется он исключительно к месту и в устах персонажей, которые просто не могут выражаться иначе. И мат этот почти всякий раз достигает нужного эффекта, причём разного: когда комического, а когда и остро-эмоционального, драматического – на грани трагедии. Мат здесь – не просто мат, а художественный приём, и приём этот работает.
«— Вряд ли, — сказал он, но без особой уверенности. — Вряд ли это армагеддон. Больно уж уёбищный. Хотя может для нас так и полагается. У нас — такой. А датчанам будет хороший, качественный армагеддон. Евростандартный.»
Стоит отметить, что в начале романа мата практически нет. Но постепенно, ближе к финалу, его концентрация постепенно нарастает – вместе с ростом напряжения, предела выносливости людей и мироздания, когда уже и слов-то других не остаётся – а потом заканчиваются даже эти слова, а вместе с ними заканчивается и страх, и приходит время действовать. Потому что чаша терпения переполнилась, и больше ничего уже не остаётся, и жить так больше нельзя, а смерть уже не страшна.
Нет, этот перелом происходит не у всех, далеко не у всех. И, может быть, даже не у самых лучших людей – но он всё-таки происходит. И те, кто всё-таки нашёл в себе силы, делают выбор, восстают и идут вперёд – а остальные остаются. Безропотно умирать ли, влачить ли прежнее жалкое существование – уже не важно.
Вот только сделав выбор, пройдя бойню и ад, и даже победив, вырвавшись из этого порочного круга сюрреалистического ужаса и беспросветности, вернувшись в нормальную жизнь – не ощутишь ли ты однажды, что здесь ты уже чужой, и никогда не станешь своим? Что всё, через что ты прошёл, изменило тебя? И что лишь в те предпоследние мгновения на грани жизни и смерти ты только и жил по-настоящему? И не потянет ли тебя вернуться?..
Сильный роман. Жёсткий и местами жестокий. Нелицеприятный – без пафоса и «киношного» героизма, без «суровой романтики апокалипсиса» – а заодно без розовых соплей и карамельного «хэппи-энда».
Из недостатков можем указать лишь два. Во-первых, это несколько затянутая середина романа. Это общая беда очень многих текстов. Да, понимаем, автору хотелось показать и подчеркнуть тупую беспросветность, повторяемость и монотонность жизни в полуразрушенном апокалиптическом городе – день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем одно и то же, и никакого просвета, никаких перемен, словно один и тот же день зациклили на «бесконечном повторе». Но тут автор несколько перестарался. Изменения на самом деле уже начались, появляются новые действующие лица, в городе что-то происходит – а на фоне этого читателю продолжают раз за разом прокручивать всё тот же малость поднадоевший трек. К счастью, роман и сам невелик, и затянутая часть, соответственно, тоже не особо велика – но что есть, то есть. Ужать бы немного эту середину, чуть подсократить – роман от этого стал бы только лучше, как на наш взгляд.
Во-вторых, это опечатки. Да, банальные опечатки. Даже не тавтологии, повторы или корявые фразы – такого в тексте почти нет. А вот опечатки есть. Не так чтоб уж очень много – но не один десяток, это точно. Так что неплохо было бы текст ещё разок-другой вычитать, на предмет этих самых опечаток.
А больше и придраться-то особо не к чему.
Рекомендуем!
P. S.: Да, и спасибо Дин Лейпек, которая порекомендовала нам этот роман.
Роман «Хроники предпоследнего времени» выложен автором в свободный доступ на сайте Author.Today по адресу: https://author.today/work/9577
Апокалипсис в одном отдельно взятом городе.
Да, именно так. Нет, трубный глас не прозвучал, Четыре Всадника не явились, дождь огненный не пролился, но мертвецы восстали из могил, часть людей превратилась в жутких тварей, часть спешно бежала – а часть осталась. И теперь выживают: без электричества, воды и канализации, без транспорта и коммунальных служб, под палящим солнцем без капли дождя в течение месяцев, в блокаде, под артиллерийскими обстрелами. Хорошо хоть, непонятно откуда объявившиеся инфернальные «волонтёры» бесплатно раздают воду и тушёнку. Вот только иногда выдёргивают из длиннющей очереди то одного, то другого, и уводят непонятно куда и зачем. И никто оттуда не возвращаются. А ещё днём по улицам носятся джипы с натуральными чертями в камуфляже и с автоматами – и горе тебе, если черти обратят на тебя внимание. Ночами же в городе тоскливо воют оборотни, а по утрам то тут, то там находят растерзанные и полусъеденные тела.
Но люди всё равно как-то живут. Вернее, выживают. Если, конечно, это можно назвать жизнью. С утра постараться добыть воды и бесплатной тушёнки. Молча стоять в бесконечной очереди: лучше не разговаривать – мало ли что? Слиться с унылым пейзажем, притвориться ветошью и не отсвечивать. Добраться до дома. Отсидеться. Пережить ночь, зачастую уже не просыпаясь от грохота привычных обстрелов. Утром – снова за водой. И так – день за днём, неделя за неделей. Ну, разве что изредка зайти в гости к приятелю или встретить на улице знакомую девушку, перекинуться парой слов.
Восстать? Воспротивиться? Дать отпор тварям? Сделать хоть что-нибудь? На это не осталось ни смелости, ни силы воли, ни решимости (а были ли они хоть когда-нибудь?), ни даже бесшабашного отчаяния заведомого смертника: «Эх, помирать, так с музыкой!» Люди привыкли, смирились, отупели – равнодушие и покорность, вот и всё, что у них осталось. Более того, некоторые даже искренне рады произошедшим изменениям: больше не надо платить за ипотеку, ходить на постылую работу, выслушивать разносы от самодура-начальника: свобода! Делай что хочешь, живи как хочешь, никто небе не указ! Да ещё и вода с тушёнкой – бесплатно. Лафа! А что оборотни сожрать могут – так не суйся ночью на улицу – глядишь, и не сожрут. Меня же до сих пор не сожрали?
И лишь безнадёжные, отчаянные мольбы возносятся по ночам к равнодушным Небесам. Но Небеса молчат. Там, на Небесах, свои порядки, своя иерархия и бюрократия, без прямого приказа вышестоящего начальства никто ничего не решается предпринять (знакомо, не правда ли?), а начальство отсутствует. И выносят архангелы одну бессмысленную резолюцию за другой, и один лишь рядовой ангел Щ-232 не в силах более равнодушно взирать на страдания людей – и, презрев должностные инструкции, он откликается на зов.
Тут-то всё и началось.
Не так уж часто в одном небольшом романе автор использует несколько разных литературных стилей и манер повествования. Это и нарочито реалистичная бытовая апокалиптическая чернуха; и злая и горькая сатира; и чёрная ирония и сарказм; и гротесково-фарсовые, почти фантасмагорические эпизоды, вроде феерических попоек во время визитов генерала в держащую блокаду города воинскую часть; и «армейский реализм», отягощённый боевыми действиями в зоне апокалипсиса; и весьма динамичные «боевиковые» эпизоды; и острые эмоциональные фрагменты, где сквозь безнадёжность, уныние, фатализм и отупение вдруг пробиваются истинные человеческие чувства. Эпизоды эти написаны всякий раз чуть (а иногда и не чуть) другим языком, в разной манере и стилистике – но при этом не выбиваются из общего авторского стиля, присущего роману в целом. В наши времена такая стилевая игра – и вполне удачная, надо сказать: выбранная манера адекватна каждому соответствующему эпизоду – дорогого стоит. Браво, Sheldon Lee!
Есть в романе и нецензурная лексика (а попросту говоря – мат). Но употребляется он исключительно к месту и в устах персонажей, которые просто не могут выражаться иначе. И мат этот почти всякий раз достигает нужного эффекта, причём разного: когда комического, а когда и остро-эмоционального, драматического – на грани трагедии. Мат здесь – не просто мат, а художественный приём, и приём этот работает.
«— Вряд ли, — сказал он, но без особой уверенности. — Вряд ли это армагеддон. Больно уж уёбищный. Хотя может для нас так и полагается. У нас — такой. А датчанам будет хороший, качественный армагеддон. Евростандартный.»
Стоит отметить, что в начале романа мата практически нет. Но постепенно, ближе к финалу, его концентрация постепенно нарастает – вместе с ростом напряжения, предела выносливости людей и мироздания, когда уже и слов-то других не остаётся – а потом заканчиваются даже эти слова, а вместе с ними заканчивается и страх, и приходит время действовать. Потому что чаша терпения переполнилась, и больше ничего уже не остаётся, и жить так больше нельзя, а смерть уже не страшна.
Нет, этот перелом происходит не у всех, далеко не у всех. И, может быть, даже не у самых лучших людей – но он всё-таки происходит. И те, кто всё-таки нашёл в себе силы, делают выбор, восстают и идут вперёд – а остальные остаются. Безропотно умирать ли, влачить ли прежнее жалкое существование – уже не важно.
Вот только сделав выбор, пройдя бойню и ад, и даже победив, вырвавшись из этого порочного круга сюрреалистического ужаса и беспросветности, вернувшись в нормальную жизнь – не ощутишь ли ты однажды, что здесь ты уже чужой, и никогда не станешь своим? Что всё, через что ты прошёл, изменило тебя? И что лишь в те предпоследние мгновения на грани жизни и смерти ты только и жил по-настоящему? И не потянет ли тебя вернуться?..
Сильный роман. Жёсткий и местами жестокий. Нелицеприятный – без пафоса и «киношного» героизма, без «суровой романтики апокалипсиса» – а заодно без розовых соплей и карамельного «хэппи-энда».
Из недостатков можем указать лишь два. Во-первых, это несколько затянутая середина романа. Это общая беда очень многих текстов. Да, понимаем, автору хотелось показать и подчеркнуть тупую беспросветность, повторяемость и монотонность жизни в полуразрушенном апокалиптическом городе – день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем одно и то же, и никакого просвета, никаких перемен, словно один и тот же день зациклили на «бесконечном повторе». Но тут автор несколько перестарался. Изменения на самом деле уже начались, появляются новые действующие лица, в городе что-то происходит – а на фоне этого читателю продолжают раз за разом прокручивать всё тот же малость поднадоевший трек. К счастью, роман и сам невелик, и затянутая часть, соответственно, тоже не особо велика – но что есть, то есть. Ужать бы немного эту середину, чуть подсократить – роман от этого стал бы только лучше, как на наш взгляд.
Во-вторых, это опечатки. Да, банальные опечатки. Даже не тавтологии, повторы или корявые фразы – такого в тексте почти нет. А вот опечатки есть. Не так чтоб уж очень много – но не один десяток, это точно. Так что неплохо было бы текст ещё разок-другой вычитать, на предмет этих самых опечаток.
А больше и придраться-то особо не к чему.
Рекомендуем!
P. S.: Да, и спасибо Дин Лейпек, которая порекомендовала нам этот роман.
Роман «Хроники предпоследнего времени» выложен автором в свободный доступ на сайте Author.Today по адресу: https://author.today/work/9577
Комментариев нет