… Никто не знал ответа на вопрос лампы, но вскоре они убедились, что деревья менее непроницаемы, чем крыша. Все они в той или иной степени промокли, а бедный плед вообще насквозь пропитался водой. К счастью, ливень длился недолго, и почти сразу снова выглянуло солнце. Промокшие приборы с трудом продвигались по раскисшей дорожке, которая, в конце концов, вывела их на лесную поляну, поросшую цветами и залитую солнечным светом. И там уже плед смог растянуться на траве, чтобы просушиться.
      Послеполуденные часы настраивались перейти в вечерние, и тостер, как и все они, ощутил потребность в уединении. Даже любя сотоварищей, он не имел привычки проводить все свое время в их компании. Ему хотелось отделиться на время, остаться в одиночестве, чтобы появились свои личные мысли. И ничего не сказав остальным, он отошел к самому дальнему краю лужайки и принялся представлять, что готовит горячий бутерброд. Для него это было лучшим способом расслабиться.
      Воображаемый бутерброд только начал нагреваться, когда грезы тостера были прерваны самым нежным допросом.
 
               Цветок прекрасный, расскажи,
               К какому виду надлежит
               Тебя отнесть? Такая пытка,
               Ведь я простая маргаритка,
               Влекут, слепят меня черты
               Твоей нездешней красоты.
               О, лепестки твои бледны,
               И ты, скорей всего, с Луны.
               Но кто б ты ни был и откуда,
               Могу ли я на это чудо
               Надеяться, что ты возьмешь
               Мою любовь, не оттолкнешь?
 
      – Вы очень любезны, – ответил тостер, обращаясь к маргаритке, прижимавшейся своими лепестками к его хромированным деталям. – Очень мило с вашей стороны задать мне этот вопрос, но я не цветок. Я электрический тостер.
 
              Ты не обманешь же, наверно,
              Влюбленную в тебя безмерно
              Простую душу? Посему
              Просунь свой корень к моему!
 
      Это пылкое признание настолько ошеломило тостер, что на мгновение он онемел. Ему ни разу в жизни не доводилось слышать, как цветы изъясняются на своем языке, и он не понимал, что они могут сказать любую вещь, исключительно ради соблюдения рифмы. Как хорошо известно ботаникам, цветы говорят только стихами. Маргаритки, относящиеся к наименее благородным видам, способны лишь на дрянные восьмистопные вирши с парной рифмовкой, но виды более развитые, и, особенно, экзотические, могут использовать секстины, рондо и вилланели самым удачным образом.
      Но маргаритка не просто увлеклась рифмами. Она была красива и действительно влюбилась в тостер, вернее, в собственное отражение в его зеркальном корпусе. Этот цветок (отражение маргаритки) удивительно походил на нее саму, оставаясь в то же время совершенно другим. И именно из таких парадоксов часто рождается самая страстная любовь. Маргаритка кривлялась на своем стебле и трясла белыми лепестками, словно под воздействием внезапно налетевшего урагана.
      Тостер, сильно встревоженный таким несдержанным поведением, объявил, что ему пора присоединиться к друзьям, которые находятся на другом краю лужайки.
 
              Ты тут расти, цветок любимый,
              Иначе я, тоской томима,
              Главой поникнув до земли,
              Зачахну от тебя вдали,
              Моя витальная искринка,
              Мой перегной, моя росинка!
              Останься здесь, чтоб я могла,
              Пока не наступила мгла,
              Лелеять, холить лепестки
              Твои. О! как они близки…
              Какою красотою неземной
              Лучится венчик кружевной!
              Божественный, ну будь проворней,
              Переплетем же наши корни!
 
      – Послушайте, – ответил тостер тоном легкого упрека, – у вас нет никаких причин вести себя таким образом. Мы едва знакомы друг с другом, кроме того, вы, кажется, ошибаетесь относительно моей природы. Разве вы не осознаете, что называете корнем шнур электропитания? Что касается лепестков, то я вообще не могу догадаться, о чем вы говорите, у меня нет ничего похожего. А сейчас… мне в самом деле нужно идти к друзьям, поскольку нам предстоит долгая дорога к жилищу нашего хозяина, которое далеко, очень далеко отсюда. И мы никогда не доберемся до места назначения, если не будем торопиться.
 
             Мне от судьбины злоехидной
             Не снесть насмешки очевидной.
             О, благороднейший, избавь
             От поругания Любовь:
             Едва найдя, утратить снова
             Тебя. О! я на все готова –
             Не оставляй одну в пыли,
             А с корнем вырви из земли,
             И забери с собою, чтобы
             Нутро твое мне стало гробом!
 
      Глубоко шокированный просьбой и убедившись, что цветок невосприимчив к доводам разума, тостер поспешил на другую сторону поляны и принялся настаивать на немедленном продолжении путешествия. Плед запротестовал, утверждая, что еще не просох, Гувер сослался на усталость, а лампа предложила заночевать на этом месте.
      Что они и сделали. Как только ночь наступила, плед развернулся, образовав нечто вроде тента, под которым все и расположились. Лампа зажглась, а радио принялось транслировать веселую музыку… но очень тихо, чтобы не беспокоить других обитателей леса, которые, возможно, уже засыпали. Очень скоро сон одолел и их. Таково воздействие путешествий...

Перевод с английского -
Иван Логинов

       Полностью: http://ivan-loguinov.blogspot.com/2013/10/blog-post_3976.html