Старый дом у реки.
Чуть осевшая дверь.
Жили здесь старики,
Только нет их теперь.
Брошен дом и забыт.
Лишь скрипит старый клён
Да на крыше сидит
Пара серых ворон.
Утром легче смотреть
На заброшенный дом:
Ведь сиротство не смерть:
Принаряжен снежком,
Солнцем зимним согрет;
И у самой двери,
Словно алый букет
На
Белой, серебрящейся дорогою,
Бесконечной, всё идти бы мне…
Я, не веря многим и во многое,
Доверяю зимней тишине.
Что-то для меня необходимое
Есть в холодной святости её;
Оттого, наверное, и зиму я
Жду как время лучшее своё.
Этот город и леса окружные
Мне сейчас дороже во сто крат.
Я легко отдам уже ненужное,
Но
Ничего не хочу объяснять;
Ни смеяться, ни плакать не буду:
Разве кто-то мне скажет, откуда
На лице вечной грусти печать?
Разве кто-то прочтёт тайный знак
Уготовленных сердцу страданий?..
На окне полыхают герани,
Побеждая ночной полумрак.
Как отрадно безмолвие мне!
Может быть, лишь оно бесконечно.
Доверительно шепчут о
Это было уже когда-то:
Замирали на небе тучи;
Вечер был напряжён, беззвучен;
Сердце чувствовало утрату.
И берёзы в немой печали
С миром чутким были едины,
Но держали прямыми спины,
Неотрывно смотрели в дали.
Догорал жёлтый след заката,
Исчезал, уходил за горы;
Чуть дрожали на окнах шторы.
Это было уже когда-то.
<br /
Астры мои не растут:
Солнце весну разлюбило.
Ветры качают уныло
Майского дня неуют.
Где-то, в цветущих садах,
Щёлкают райские птицы,
Золотом полдень искрится,
Пчёлы гудят на цветах.
Здесь же – терпи и вздыхай.
Ждать ли поры благодатной?
Серые снежные пятна
Скоро ли высушит май?
Скоро ль печаль мокрых
1.
Открыв ли сердце укоризне,
Вкусив ли неги забытьё,
Всё горе нашей бренной жизни,
Всё счастье редкое её
Постигнем, унесём с собою,
Прижав к измученной груди,
Туда, где нет конца покою,
Где только вечность впереди.
2.
Тонкими одеждами
С плеч спадут сомнения,
Тяготы рассыплются
Шариками бус;
И другим останутся
Наши
В глуши слышней дыхание зимы:
То заструится снег с еловых веток,
То ствол промёрзший звонко щёлкнет где-то,
То прошуршат искристые холмы
И задымят под лёгким ветерком.
Рассыплет дробь по лесу шустрый дятел,
Тревога прозвучит в её раскате;
И ухнет вниз тяжёлый льдистый ком.
И, может быть, меж елей и берёз
Я женщину увижу в
Зимняя провинция. Кроткие дома.
Старые балкончики. Тихие дороги.
По ограде тянется снежная тесьма,
Прикасаюсь варежкой – падают под ноги
С шорохом, чуть слышимым, лёгкие куски,
Нитью серебристою на свету играя;
Белыми медведями берега реки
Крепко спят… Безмолвию — ни конца ни края.
Только что-то близится, ширится,
Давай — о чём-нибудь другом:
О дней безликих веренице,
О раннем снеге и о том,
Что всю рябину съели птицы;
Что жизнь такой была всегда,
Что человека держат крепи,
Что обещают холода,
Что не читается Прилепин;
Что часто, память вороша,
Ты думаешь: «А если б снова…»
О том лишь, как болит душа,
Не говори,