… суп был с козлятиной в детском саду в забайкальском Цугульском Дацане.
В тот далекий год хоронили Сталина. Я совсем ничего не знал о тиране.
Люди плакали, и казалось, переживали горе.

После службы в суровых краях корпус отца перевели к теплому морю.

Первый раз получить сияющую монетку из сплава меди и никеля было неплохо
(перечислить металлы можно – это свойственно необарокко).
Как загадочна девочка та, что танцует со мною липси,
Но люблю я другую, которая пишет мне странные письма.

Теплые зимы; лишь к вечеру замерзает. Темнеет рано.
Клавиши, нотная папка, уроки на фортепиано.
Жаль, что почти не нужны коньки; истлевают в подвале лыжи.
На дверном наличнике черточки, сделанные карандашом, поднимаются выше.

В ящиках письменного стола транзисторы в шляпках поблескивают маняще.
Наспех написанные стихи – в другой помещаются ящик.
Мама транзисторы эти совсем не любит,
Очень боится, что канифоль и паяльник меня погубят.

Битлз – конечно, да. Но больше – Рита Павоне.
Я иду с друзьями смотреть фильм Феллини в новой болонье.
Истлевает таинственно до конца болгарская сигарета:
От бумажных полосок след на пепле, сметаемом ветром.

Молодое сухое вино в пивных кружках – с сиропом красным.
Девушка друга сводит меня с ума, загадочная, как Марина Капуро.
Олимпиады по математике; физик, старик ушастый
с доброй улыбкой, мягкими пальцами, рыхлой фигурой.

Оранжевый шар с черной линией, мяч баскетбольный, летящий в корзину.
Еще один друг, безнадежно влюбленный в глазастую девушку из магазина.
Мы тогда говорили: она из «Фаянс-фарфора».
Можете мне не поверить, – ее звали Нора.

Что мы знаем о счастье? Свободный и рваный полет над волна́ми баклана?
Вольная птица, открытое юное сердце, пустяшные раны?
Не задержать миг полета. На паузу жизнь – не поставить.
Но ты со мной, мою юность хранящая память.