1 фото
Фрагмент восьмой главы:
ОРША. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
Император стоял у окна и смотрел на мятущийся в разные стороны снег. Несущийся вдоль состава ветер гнал орды снежинок и Николаю в этом бесконечном хаотическом вихре чудилось грозное предзнаменование грядущих бедствий. Мрачное низкое небо усиливало напряженную атмосферу и гнетущее чувство надвигающейся беды не покидало Государя.
Люди на перроне явно томились в том же тревожном ожидании. Мрачные взгляды, резкие окрики унтера, ведущего сквозь снежный круговорот группу солдат по направлению к хвосту поезда, опасливо поглядывающие по сторонам станционные служащие, прячущиеся от жалящих снежинок офицеры Конвоя что-то вполголоса нервно обсуждающие. И судя по быстрым взглядам, которые они временами бросали на вагон с Императором, речь очевидно шла о нем, а о содержании их разговоров можно было лишь догадываться.
Чувство тревоги усиливалось с каждым часом. Его, казалось, приносил с собой ветер, злыми снежинками разбрасывавший вокруг поезда напряжение, вздымавший апатию под самые крыши и обрушивший отчаяние на головы несчастных.
Прибытие на станцию Орша насторожило Николая практически сразу. Удивленные взгляды, настороженные лица и престранные вопросы со стороны депутации лучших людей Орши, которая в полной растерянности прибыла засвидетельствовать верноподданнические чувства. Было такое ощущение, что прибывшие были удивлены увидев поезд, который двигался свободно и в обычном порядке, а сам Государь Император, к их удивлению, оказался жив-здоров. Нарушая протокол раздраженный Николай, скомкал концовку встречи с подданными и поспешил удалиться в свой кабинет. И почти сразу же туда ворвался бледный Воейков, держащий в руках листок с Обращением этого непонятного ЧК.
Эта новость так шокировала Императора, что тот в гневе чуть было не натворил глупостей, пытаясь отменить буквально все распоряжения этого пресловутого Комитета. Нет, тут горячиться не нужно. И тут вопрос совсем не в том, что многое из распоряжений ЧК можно было бы признать разумным. Например, та же погрузка и начавшаяся переброска войск были проведены мастерски. Но это все было сейчас абсолютно неважным.
Глядя вслед пролетающему снегу, царь признавался сам себе, что за минувшие несколько часов этот Комитет или те, кто за ним стоит, сумели провернуть большую работу. Например вот этот листок с Обращением. Наверняка его уже распространили чуть ли не на всю Империю. Вот это и пугало царя. И вопрос был даже не в обещанных от его имени реформах о которых он и думать без отвращения не мог. Пугала решительность действий, жесткость приказов и мертвая хватка этого самозваного Комитета. Более того, самозваный Комитет фактически начал перенимать функции правительства России. Его правительства. И вдобавок ко всему известий от князя Голицина больше не поступает и что с ним — Бог весть.
Николай бросил взгляд на ожидающих его повелений Фредерикса, Воейкова и Нилова. Вот и эти уже колеблются. Вот и им напористость и твердость комитета явно импонирует. И на этом фоне даже он, Государь, которому они безусловно верны, выглядит лишь бледной тенью.
До чего же отвратительная погода нынче! Даже стоя в тепле вагона хотелось поднять ворот несуществующей шинели и втянуть голову в плечи. Или это не из-за холода?
Кто. Кто же стоит за ними? Кого он проглядел? О ком ему не доложили те, кому это полагалось по долгу службы? Кто он -хитрый, ловкий и терпеливый словно паук? Императору было совершенно очевидно, что Михаил — фигура несамостоятельная и сам совершить такое никак не мог. Тем более за столь короткое время. Нет. Тут явно видна подготовка, которая велась не один месяц и не одним человеком. Налицо отлаженный механизм, который был лишь приведен в действие этим Комитетом. Да еще и эта загадочная история с якобы самоубийством Алексеева, в которое Николай не поверил ни на миг. Было совершенно ясно — здесь действует какая-то группа, которая преследует свои, пока абсолютно неясные интересы.
Как, впрочем, и с беспорядками в столице все не так просто как ему представлялось еще вчера вечером. Уже ясно, что бунт вовсе не носит стихийного характера, а спровоцирован определенными лицами вокруг Государственной Думы. Не зря же Родзянко так патетически восклицал о революции во время последней их аудиенции. Хотя, похоже, толстяк Родзянко со своими присными этот комитет тоже проглядел и не учел в своих планах его появление. Комитет этот явно еще одна сила, которую не учли думские болтуны. И пока неясно, какая из сил играет первую скрипку в оркестре событий происходящих нынче в России.
Пока официальные действия Комитета направлены на усмирение разбушевавшейся черни в столице. Следует ли Императору попробовать опереться на этот Комитет? Или, возможно, лучше сделать вид, что ничего не происходит? Ведь нельзя сбрасывать со счетов неизвестных, которые дергают за нити в балагане под названием «Чрезвычайный Комитет». Какие конечные цели этого Комитета? Понять это можно лишь определившись с силами, которые за ним стоят.
Итак, кто же стоит за Комитетом? Союзники? Масоны? Неизвестное ему русское тайное общество? Или группа генералов во главе с Лукомским? А Алексеев мешал и его устранили? Вполне может быть. Но тогда причем там Михаил и Иванов? А дядя? Ну, первый ладно — убедили. С его впечатлительностью и грамотным подходом это вполне возможно. Значит, будем считать, что Михаил лишь прикрытие и символ для этой группы. С Сергеем Михайловичем тоже все более-менее ясно — Великие Князья опять пытаются играть свою игру. А как же Иванов? Тоже участвует в заговоре? Нет. Вряд ли. Вероятно его действительно убедили, что Государя где-то держат под арестом.
Тут Николай вспомнил, что Михаил ведь как раз об этом и говорил ночью! Значит, он уже имел эту информацию о готовящемся заговоре! Он же говорил о заговоре генералов! Возможно, это и был сценарий захвата власти этим Комитетом — изолировать Императора в пути и действовать от его имени! Если это так, тогда все эти слова о верности Государю и готовности прекратить деятельность Комитета по Высочайшему Повелению лишь прикрытие этих планов. Или они заранее полагают, что Высочайшее Повеление будет отдано не Николаем? И этим новым заговорщикам был нужен пост наштаверха для осуществления своих целей? Получается, что Лукомский является одним из ключевых звеньев в цепи заговора и, вероятно, он имеет прямое отношение к гибели Алексеева, должность которого он и захватил.
Да и бунт в Петрограде не возник ли под непосредственным руководством Комитета, прикрывшегося глупцами из Думы, которые верили, что играют сами в свою игру? Кто знает, кто знает...
И все же кто же за этим всем стоит? Кто разыграл столь потрясающую по красоте партию? Кто решил спровоцировать бунт, ликвидировать или взять под арест правительство и лично Императора, а затем, от имени Государя взять власть?
Самодержец лихорадочно соображал. Что делать? Что же делать? Ждать в Орше Иванова с войсками? В этом была своя логика. Встать во главе движущихся войск и двинуться на столицу. Но верны ли ему будут войска? Императору докладывали — командир георгиевского батальона привселюдно объявил своим подчиненным, что он не станет исполнять приказов о применении оружия против восставших. Но тогда все думы Николая были всецело заняты скорейшим отъездом к семье в Царское Село и он решил оставить этот вопрос на усмотрение генерала Иванова. Как теперь будет? Можно ли будет опереться на армию, если даже георгиевский батальон неустойчив? Тем более что войска отгружались по приказу Комитета и, вероятнее всего, отправлялись именно те части, на которые этот Комитет мог реально опереться. А вот будут ли они верны Императору Николаю Александровичу это еще вопрос.
Или ехать дальше? Куда? В Царское Село? Или в Москву? И попробовать лично удержать первопрестольную встав во главе города и гарнизона? В принципе, вариант был неплох, но как же семья, Аликс, дети? Почему он не дал добро на отъезд их из Царского Села? А Михаил предупреждал.
Николай затравлено смотрел в окно, не видя проносящиеся перед ним снежные вихри. Он вдруг понял, что чувствует затравленный волк, который внезапно осознал — его полностью обложили и бежать некуда.
Оставаться в Орше нельзя. Здесь он может оказаться в роли марионетки в руках Комитета. Особенно если именно об этом предупреждал Михаил.
Выехав в Москву, он бросает на произвол судьбы свою семью, которая находится в опасном соседстве с мятежной столицей. И один Бог ведает, что будет там завтра и не доберутся ли бунтовщики до Царского Села. А Император уже не был уверен в том, что царскосельский гарнизон сохранит лояльность августейшей семье.
Выехав в Царское Село без войск, он сам рискует попасть в лапы заговорщиков.
Отправиться в Псков? Повелеть Рузскому выделить надежные части из состава Северного фронта и во главе их двинуться на столицу? А семья? Да и лояльность Рузского вызывала сомнения.
Но он же должен, что-то сделать! Он же Император и Самодержец Всероссийский! Нужно поднять войска, подавить смуту и арестовать заговорщиков всех мастей! После чего, как Император потребовать от всех отчета о действиях и исполнении Высочайших Повелений...
Вся непоколебимая машина самодержавия вдруг зашаталась в сознании Государя Императора. Николай в бессилии сжал эфес парадного кинжала. Он в Орше фактически отрезан от всех каналов информации и мало может влиять на события. Но не это главное. Можно рассылать во все стороны повеления, а затем мучительно ждать — будет ли их кто-то, вообще, исполнять? Главнокомандующие фронтами и командующие флотами, генерал-губернаторы и градоначальники, высший свет и Великие Князья — все они давно и явно вели свою игру, которую Государь, со всем свойственным ему фатализмом, старательно игнорировал, не желая накалять страсти во время войны. И вот настал момент истины — вся великая пирамида власти зашаталась и он остался один. От него готовы отказаться все — от Великих Князей до последнего булочника. События в Петрограде и заявления самозваного Комитета лишь ускорили осознание этого факта страной, а теперь осознание пришло и к ее Государю. Он вдруг вспомнил растерянные лица сегодняшней делегации и понял, что они в душе уже отказались от него, а тут он прибыл, так некстати...
Всюду предательство, трусость и измена! Что-то сломалось в Империи, сломался некий стержень, на котором удерживалась вся державная конструкция. Был ли он сам этим стержнем? Или как давно он им перестал быть? Предал ли Помазанника его народ? Или же Помазанник оказался недостоин своего народа и России, с которой его венчали на царство? Важно ли это сейчас?
Что будет дальше? Арест? Принуждение к отречению? Апоплексический удар табакеркой в висок и да здравствует Император Алексей Первый? Но Алексей еще ребенок и он болен! Какой из него Император?
Возможный арест или даже гибель не пугали Николая. Он привык полагаться на волю рока и относился ко всему с фатализмом, так раздражавшим всех вокруг. Но раз Господь призвал его на Царство, значит Ему и виднее, а сам он готов нести чашу сию до конца, каким бы он ни был. Но готов ли он взвалить эту страшную ношу на бедного мальчика? Николай помнил свои страшные первые дни в качестве Императора, когда горячо любимый Папа так неожиданно покинул этот мир и полный отчаяния молодой Государь рыдал на руках сестры Ольги. Как он корил усопшего родителя за то, что тот не дозволял ему даже присутствовать на заседаниях Государственного Совета считая, видимо, что Цесаревичу еще рано забивать голову тяжким грузом власти. А ведь Алексей, вообще, еще ребенок!
Николай чувствовал ледяной холод, словно он стоял сейчас не в теплом вагоне, а на пронизывающем ветру и снег жестко хлещет его по щекам...
* * *
