Описание

… Первое моё предложение – глубоко вдохните…
По меньшей мере час я уже лежу, ворочаюсь в постели. Мне то морозно, то жарко. Тело зудит. Стоит унять одно место чесанием, как начинает донимать другое. Сон не лезет в голову. Такое бывает со мной, если предыдущее пробуждение случилось около обеда или если в уме родилась резкая, занимательная мысль. Я покинул диван и, пройдя через длинный зал и часть коридора, очутился на кухне. Тихо свистит печь, за дверцей которой вечно голодный огонь превращал полена в дым. Ждал ли я когда-либо до сих пор с таким нетерпением утра? Когда же вечно холодный огонь утра примется превращать верхушки деревьев в облака под щебетание птиц?
В предвкушении рассвета я вышел на улицу. Луна и с десяток звёзд присутствовали на ночном небе. Видно, прознав о том, что никакого зрительского аншлага в эту ночь не будет, небесные светила выступали скудным составом. Луна и вовсе половиной своей спала. Рассветным огнём и не пахнет – на небе ещё гарь, образовавшаяся после заката.
Я вернулся, укутался в одеяло, вытянулся во весь рост, но спустя мгновение сидел, опёршись на спинку разложенного дивана. Навязчивое «есть лишь первая любовь и настоящая любовь, и, кроме них, нет никакой другой» выдворило сон, снедало голову, морочило сердце. Была ли у меня настоящая любовь? Если да, то можно смело прикрывать любовную лавку?
Подлунный мир дремал. Телефон, который я укладываю на ночь неизменно рядом с собой, безмолвствовал. Закрывая перед сном глаза, я мысленно желаю себе какой-то определённый сон. К тому же, поправляя телефон, прошу его, чтобы мне написала или позвонила вожделенная. Я каждую ночь засыпаю в ожидании того, что меня из иллюзий не менее фантастично изымут. Но попробовать сон в эту ночь, похоже, не получится. Я не ведаю, кем себя считать – избранным или изгнанным.
В уме я читал только что выдуманный текст, будто он звучит в фильме словами автора за кадром. Что, если я настолько бездарен, как из меня сегодня спящий? Я злился на себя, смеялся. Ни знаков, ни признания, ни удачи. Мои труды – мои дети. Покуда они невыдающиеся, любить их будешь в отъявленном одиночестве. О них мало кто узнает, они никогда не выйдут из-под крыла родителя. Я души в них не чаю! У них мои черты и тех, кого я любил. Они навсегда останутся для меня маленькими.
Я, было, успокоился, даже чуть растрогался, но тёмные думы стаей крупных кричащих птиц, собирающихся улететь на зиму, тревожили меня. И проблесков неба между ними мне не хватало. Я выбрался на улицу второй раз, дабы выпустить чёрную стаю в ночное небо. Она образовала на небе облако. Как и другим облакам, ему неподвластно оставаться на месте. Неспешно, неохотно облако сдвигалось прочь. Справа от меня скомканным листом выпрямлялся день. Складка за складкой содрогалось утро. Выстраданный день солнцем палил мои уставшие красные слезящиеся глаза.
К изумлению, я скоро-наскоро задремал. Проснулся вечером, и сразу же почувствовал головную боль. Заснуть предстоящей ночью будет сложнее тем паче. На горизонте водились несколько редких облаков: у них не было нижнего волнистого края, вместо этого до земли тянулся туман. Перед ними пестрило растянутое разъеденное просвечивающее облако, более походившее на дымок. Двадцать второй августовский, пусть и в домашних условиях, день, всё равно оказался прохладным. Лишь у окна, через которое на стол струился солнечный свет, ощущалось тепло...